Правосудие.

Я стоял перед массивными вратами Алого Монастыря уже довольно долго, настолько долго, что даже спутники мои начали меня поторапливать. И верно, пора было двигаться дальше, ведь скоро смена караула - будет не очень приятно сражаться с теми, кто явится на смену убитым стражам врат.
Это поразительно, какие чудные вещи порой вытворяет с жизнью смертных судьба - меня, простого паладина, выслали с важнейшей миссией не куда-нибудь, а в сам Алый Монастырь. Давно уже длится знаменитый Кровавый Крестовый Поход местного ордена против инакомыслящих, против нас всех и в особенности против народа Забытых. Уж не знаю, за что эти фанатики так невзлюбили подданных Сильваны, но набеги на города наших немертвых братьев стали поразительно часты. Дело зашло так далеко, что сам лорд Вариматас прислал запрос магистру моего ордена направить достойного воителя, который смог бы скрытно проникнуть в логово этих проклятых крестоносцев и убить Верховного Инквизитора Белогривую, а по возможности и ее главнокомандующих. Забытый не сумел бы исполнить эту миссию - ведь несмотря не на что Алые крестоносцы являлись паладинами и могли чувствовать присутствие мертвых. По сути дела это задание являлось мне смертным приговором - никто в здравом уме не согласился бы! Но никто в здравом уме также не стал бы перечить магистру - служение свету не добавило ему милосердия. К счастью мне не пришлось идти одному - мой верный товарищ, охотник за сокровищами, синекожий тролль Сикариас со своим бессменным летучим змием согласился составить мне компанию, как только услышал про клады, что сокрыты в Монастыре. Он привел с собой пару подельников: сестру из своего племени - жрицу Сайкииру, что согласилась лечить наши раны за часть найденных магических предметов, а также жадного орка Харлата с огромным боевым вепрем, которого тот ласково называл "Кабанчиком". Вы можете подумать, что это довольно странная компания для паладина, но, во имя света, я в первую очередь кровавый эльф, а уже потом паладин, и мне, как кровавому эльфу, эта шайка головорезов вполне подходила. Мы пришли сюда вершить правосудие.
Внутри нас ждал теплый прием - местные монахи явно больше времени уделяли боевым тренировкам, нежели священным писаниям, но мы смогли сдержать их натиск. Тактика была проста, но действенна - пока я со щитом и молотом сдерживал основную атаку противников, охотники обстреливали их из луков, используя своих натренированных зверей, чтобы удерживать врагов на нужной дистанции. Сайкиира же занималась моими ранами и блокировала заклинания монастырских магов. Все шло просто прекрасно - мы проходили прекрасные галереи и величественные барельефы, огромные фонтаны и великолепные полотна, но вот на нашем пути оказалась развилка. Четыре двери вели из той комнаты, не считая той, чрез которую вошли мы. Времени на раздумья не было - Инквизитора могли в любой момент предупредить о вторжении - и мы прошли через левую дверь.
Монастырское кладбище. Какая ирония! Самые ярые борцы с нечистью Азерота допустили, чтобы на их собственном кладбище обитала нежить. Зомби были повсюду, духи летали меж надгробий, а скелеты в алых доспехах уже приближались к нам. Жрица попыталась вернуться в предыдущий зал, но двери, минуту назад, послужившей нам входом, на месте не оказалось. Животные запаниковали, охотники приготовились к бою, жрица не знала что делать, но я был спокоен - именно этому меня учили - нести забвение тем, чей покой был прерван. Я опустил молот на нечестивую землю и произнес молитву Упокоения. Потоки священного пламени из-под земли охватили мертвецов и обратили их в прах за считанные минуты, но это был не конец - призраки бесплотной стаей набросились на нас с небес. Как глупо - стрелы Сикариаса и Харлата быстро настигли их. Обычное оружие не нанесло бы бесплотным тварям вреда, но я осветил снаряды товарищей. Жаль Сайкиира не могла ничего поделать в этой ситуации - сила ее брала свое начало не от Света, но от Крови. Пока мы сражались, она успокаивала животных - вот тоже нечто, чего я никогда не понимал, так это отчего охотники столь привязаны к своим животным, порой от них одна лишь морока.
Лишь только с призраками было покончено, показался и тот, кто учинил на святой земле всю эту ересь, - мертвый епископ в красной мантии, сгоревшей почти полностью, вышел из главного склепа. Как я выяснил позднее от забытых, изучавших похищенные в монастыре книги, этот епископ был местным хранителем библиотеки, и однажды, когда он просматривал новые поступления из разоренных поселений, в его покоях произошел пожар. Вероятнее всего среди тех книг была магическая - проклятая каким-нибудь чародеем, не желавшим делиться секретами своего могущества, но разве ж Алые Крестоносцы стали разбираться! Они просто подыскали нового хранителя библиотеки, а прежнего похоронили в склепе, где тот благополучно ожил и, находясь под властью проклятия, превратил местных покойников в свою армию. Вот только покинуть пределы кладбища ни он, ни его подданные не могли - проклятие распространялось лишь на ограниченную территорию, где находилось тело жертвы в момент воскрешения, а дальше простиралась святая земля. Так что наш визит стал для него крайне приятной неожиданностью. Откуда же ему было знать, что лорд Вариматас решит направить в Монастырь паладина - мой молот в мгновение ока превратил его ухмылявшийся череп в пыль, не дав начать произношение нечестивых заклинаний. Его душа уже хотела упокоиться с миром, освободившись от проклятия, но неожиданно вперед выступила Сайкиира и швырнула какой-то сверкающий камень, вобравший в себя сущность епископа. Брат посмотрел на нее осуждающе, но я ничего не имел против - я слышал, что троллиха до сих пор носит его с собой в качестве личного советника.
Дверь снова была на месте и мы смогли вернуться к развилке и на сей раз выбрали верный путь. /здесь я позволил себе отступление от истины, а то мое повествование итак затянулось сверх всякой меры/
Палаты Инквизитора - Милена Белогривая была единственной женщиной, занимавшей этот пост за всю историю существования Алого Монастыря. Ее защитник, командор Могрейн, всегда был поблизости и являлся основным препятствием к успешному осуществлению моей миссии. Проблема была в том, что он тоже являлся паладином и, в отличие от меня, закончил свое обучение, хоть и предал потом свой орден. Стоило нам войти в зал, как я увидел его - массивные алые доспехи, пышные рыжие усы и огромный двуручный молот делали его чертовски заметной личностью. Но самой Белогривой не было видно. Узнав во мне паладина, Могрейн решил вызвать меня на бой один на один, чтобы "Свет решил, кто из нас прав" - как глупо! Свет в любом случае будет на стороне победителей, а пока враг занимался ритуальными поклонами и произносил никчемные речи, я нащупал на поясе мешочек с парализующей пылью, что купил у одного алхимика. Осознав, что я не собираюсь играть по его правилам, командор в праведном гневе обрушил на меня атаку своего могучего молота, но мой щит был крепок, хоть в руке от этого удара что-то и треснуло. Охотники попытались помочь мне, но стрелы отскакивали от алой брони, а заклинания жрицы разбивались о Щит Света. На ядовитое жало летучего змия паладин не обращал никакого внимания, а вепрь лишь мешал мне сосредоточиться. Я успешно блокировал все атаки Могрейна, но не мог ничего поделать в ответ, но вот и он совершил роковой промах - молот опустился правее меня. Я же медлить не стал - схватив парализующую пыль, я швырнул ее в лицо своему противнику - тот застыл, не в силах двинуться с места и через миг пал от моего молота. И пусть герои и глупцы говорят, что то была бесчестная победа, я жив, а он - нет, большего мне и не надо.
И пока Сайкиира занималась моей раненой рукой, мы с охотниками вовсю спорили, куда могла сбежать Инквизитор. Спорили мы не долго - как оказалось, она все это время медитировала в соседнем помещении, и в ту минуту как раз решила заглянуть, чтобы узнать, что происходит в ее драгоценном монастыре. Увиденное ее поразило, но мы были удивлены ее приходом еще больше, а потому первой пришла в себя Белогривая. Она подбежала к телу Могрейна, воздела руки к небу и произнесла заклинание, после чего командор как ни в чем не бывало вправил себе голову на место и поднялся на ноги. Как расправиться с этим силачом без порошка я не знал, но бездействовать тоже было нельзя, потому я вновь приготовился к схватке несмотря на боль в руке. Жрица и охотники взяли на себя Инквизитора, не позволяя ей вмешиваться в схватку паладинов. По сути дела сражались между собой Белогривая и Сайкиира, Сикариас с Харлатом же лишь ослабляли Инквизитора, посылая бесчисленное количество стрел на ее магическую защиту. Я держался как мог, но только лишь уворачиваясь и парируя, не имея возможности даже заблокировать удар щитом, я был обречен на поражение. Оставалось лишь помолиться, что я и сделал, когда молот командора в очередной раз скользнул по рукояти моего освященного оружия. Эффект был потрясающим - луч света вырвался из моего щита, ударив прямо в лицо Могрейну и дав мне возможность нанести удар. Первую атаку командор, надо отдать ему должное, еще сумел блокировать, но бой в слепую явно был для него в новинку - Могрейн снова пал. Белогривая уже вознамерилась повторить свой недавний подвиг и бросилась к своему безвольно оседающему защитнику, но на ее пути встали летучий змий и "кабанчик", бросившие на Инквизитора и сбившие ее магическую защиту, что позволило жрице и охотникам закончить работу.
В комнате неподалеку мы обнаружили сундуки с драгоценностями - вот и верь после этого, что монахи бедно живут, а жрица взяла с собой кое-что из вещей Белогривой. Монастырь разорен, душа епископа обречена на вечные мучения в качестве игрушки Сайкииры, высший инквизитор  жестоко убита, ее верного паладина я лично прикончил дважды - правосудие свершилось.

Честь.

"За честь!" - самый распространенный боевой клич воителей Орды. В бою под алыми флагами чаще можно услышать разве что "За Орду!". На то есть свои причины: в отличие от представителей Альянса, мы в первую очередь заботимся не о благополучии окружающего мира и защите слабых, но об увеличении собственного могущества и выживании сильных. Паладины Альянса полагают, что у них есть честь, но на деле же у них есть лишь жалкий свод правил - кодекс, от которых они не смеют отойти ни на шаг. Нас же учили, что честь объединяет в себе самоконтроль, смелость и умение правильно расставить приоритеты, дабы извлечь максимальную материальную или моральную выгоду из ситуации. Таким образом честь для паладина приравнивается к его жизни, ведь стоит на мгновение забыть об одном из трех ее составляющих, как смерть не заставит себя ждать.
Я помню, как давным-давно тренировался в выслеживании нежити Призрачных Лесов, соревнуясь с товарищами по ордену. Мы были молоды, охота на нечисть казалась нам лишь забавой, но многое изменилось: трое погибло тогда в том лесу. Они увидели, как отвратность напала на группу путников и опрометчиво кинулись атаковать многорукую тварь. Жалкое то было зрелище - так поступил бы человеческий паладин за счет своих извращенных понятий о чести, но нам, кровавым эльфам, уподобляться таковым не стоит. Нас ведь всех обучали классификации нежити, и то, что подействовало бы на призрака или упыря, будет бессильно против состоящей из сотен тел отвратности - тут нельзя полагаться на Свет. Так вот и учимся мы на ошибках, что к смерти приводят других наших братьев. Мне не было грустно, ничуть, это целиком и полностью их вина. Они забыли о первом составляющем чести - самоконтроле.
Мне никогда не забыть и ночной Лес Ашенваля. С одной стороны это место несло в себе какое-то невероятное чувство умиротворения и спокойствия, но с другой надо было помнить, что на каждой ветке может сидеть коварный стрелок, потому не давал себе расслабляться. Именно из-за этой обманчивости природы, которой так любят пользоваться ночные эльфы, путешественники стараются пересекать Ашенваль днем. Но тогда им никогда не увидеть неземной красоты из-за собственного страха, а храбрость является частью чести. Однажды я рискнул, и теперь каждый раз прохожу этот путь полночною порой - никакая опасность не стоит того, чтобы лишать себя подобного зрелища. Десятки раз темнокожие эльфы нападали на меня, им уже никогда не понять красоты этого леса - они жили в нем слишком долго и теперь могут расценивать природу лишь как оружие, а во мне еще есть толика чувства прекрасного. Это впрочем не мешает мне нести правосудие на головы тех несчастных, что отвлекают меня. В тот раз их было пятеро: два стрелка, мечник и пара безоружных эльфов. Я решил было, что это маги или целители, поэтому мгновенно произнес молитву отклонения чар. Но я ошибся: через минуту на месте ночных эльфов стояло два весьма агрессивно настроенных медведя. Пока превращение не завершилось, я поспешил оглушить одного из них своим молотом, и друид тут же принял свой истинный облик. Но это был незначительный успех - его мохнатый товарищ набросился на меня с поистине звериной яростью. Когти мелькали то справа, то слева, вынуждая меня блокировать атаки и щитом, и молотом практически одновременно - не было и шанса на контратаку, а звериный рык обрывал любую молитву на первом же слове. Мечник стоял в стороне, не решаясь приблизиться к неистовому превращенцу. А вот лучники не дремали, пытаясь обойти меня с тыла и вынуждая таким образом не только следить за лапами друида, но и постоянно маневрировать, чтобы не подставиться под стрелу. Второй "медведь" тоже мог очнуться в любой момент, так что ситуация была весьма и весьма опасной. на помощь мне пришла техника "возмездие", позволявшая паладину путем чистой сосредоточенности возвращать часть боли противнику, но требовавшая при этом полной концентрации. это означало, что я вынужден был временно отказаться от привычной мне аналогичной техники "стойкость", что долгий срок могла поддерживать во мне силы в бою. И вот, как только превращенец в очередной раз занес свою лапу для удара, я намеренно пропустил атаку, подставив левое плечо. Удар был сокрушителен, зачарованный наплечник прогнулся под когтями, но боли не последовало. Я почувствую ее позже, а сейчас ее чувствовал медведь. Он внезапно остановил нападение и издал душераздирающий рёв. Это был мой единственный шанс, второго быть не могло - оглушенный друид уже пришел в себя и начал превращаться, а лучники уже подбирали момент для выстрела мне в спину. Но я не дал ночному эльфу закончить свое изменение, с молитвой обрушив мой молот на землю. Лучи карающего света вырвались из-под земли и сожгли заживо обоих "медведей", а также сильно опалили одного из лучников. Оставшийся подхватил раненого товарища и поспешил слиться с тенями, бросив воина стоять в немом изумлении. Я не стал преследовать его. В конце концов мне на потеху еще оставался дрожащий под деревом мечник, что по-видимому впервые увидел в бою паладина, и я намеревался в полной мере продемонстрировать ему, какую кару уготовил Свет за трусость и бесчестие.
Фелвудский Лес невозможно сравнить с Ашенвальским, хоть они и расположены столь недалеко друг от друга. Эта чаща была осквернена демоническим присутствием до такой степени, что порой можно видеть как озерная гладь самостоятельно поднимается ввысь, хватает пролетающую птицу и погружает ее в свои глубины. И нет, я не безумен, это место безумно. Если набраться смелости и проехать вглубь чащи, можно увидеть застывших в немой агонии Энтов - стражей этого места, что проиграли в сражении с демонами. Вокруг них до сих пор дымятся кратеры, оставшиеся после падения ужасных порождений камня и пламени - Инферналов. Говорят отдельные особи этих пылающих гигантов живы до сих пор, но у меня хватает здравого смысла не проверять эти слухи. Однажды мне надо было сопровождать через эту проклятую чащу тролля чародея, что готов был заплатить сотню золотых за безопасный переход через гиблый лес. Кажется ему нужны были какие-то дьявольские грибы или еще что-то в этом духе для своих снадобий. Этот тип сразу мне не понравился - я ничего не имею против троллей, но лишь до тех пор, пока они выказывают мне должное уважение. Этот клыкастый вудуист же искренне полагал, что я что-то вроде орочьих наемных защитников, что готовы молча идти, не утруждая себя излишними мыслительными процессами. Он был невероятно болтлив, а учитывая, что немногие тролли способны общаться без акцента, понять, что он тараторит, было выше моих сил. Потом правда я приноровился, но это только ухудшило ситуацию, потому что, как оказалось, он критиковал каждое мое действие. И если бы разговорчивость была его единственным пороком! Сначала он потребовал, не попросил, а именно потребовал, чтобы я благословил его перед путешествием. Затем, когда мы проезжали вечно горящие останки одного из величественных Инферналов, он предложил мне использовать мой освященный молот, чтобы отколоть кусочек адского гиганта для исследований. После моего вполне предсказуемого, но пока что сдержанного отказа этот заклинатель с ярко выраженными дефектами речи потребовал, чтобы я обратился к Свету за исцелением, потому что он, бедняга, натер ногу! Это требование я проигнорировал, тогда он начал бормотать какие-то проклятия и мне пришлось воспользоваться "священной тишиной", чтобы заткнуть его. Так забавно было наблюдать, как он корчил рожи не в силах произнести ни звука, но через полчаса заклинание рассеялось и мое терпение вновь подверглось испытанию его болтовней. Но вот, когда мы проезжали самый опасный участок леса, случилось то, чего лично я ждал с большим нетерпением - банда из десятка сатиров решила поживиться за счет наших жизней. Но тут тролль совершил свою последнюю ошибку - он вышел вперед к сатирам и громко объявил: "Ваша не сметь трогать меня, иначе мой служник дробить ваши головы!". После этого он обернулся ко мне, своему "служнику", ожидая, что я благословлю его перед битвой. О да, я подошел к нему вплотную и произнес короткую фразу на эльфийском: "Солас инум кецус, арканис инум келус", которую тролль вполне мог принять за благословление Света. Маг улыбнулся во всю свою клыкастую пасть и приготовился читать свои боевые заклинания против приближавшихся сатиров, да вот беда, за те несколько секунд, что я был рядом, я успел полностью осушить его запас магической силы. Действительно "Солнце греет кожу, магия греет кровь", именно поэтому умение пить магическую силу противника столь высоко ценится среди кровавых эльфов. Я использовал полученную магию, чтобы призвать своего волшебного скакуна и убраться прочь из этого леса: ни на какие сто золотых я не променял бы то моральное удовлетворение, что получил от этого маленького предательства. А тролль так и смотрел мне вслед, пока сатиры не добрались до него, я слушал его вопли в ночи и улыбался. Я поступил так, как указывала мне честь - я верно расставил приоритеты.
Я помню, как много позже, среди живописных степей Барренс я сидел на холме и приветствовал рассвет. Солнце медленно поднималось из небытия и дарило начало нового дня всему Азероту, освещая крыши поселения со странным названием Перекресток. Именно ради этих рассветов я и поселился там - это напоминало мне о тех далеких временах, когда наш народ еще называли Высшими Эльфами, а не Кровавыми, тогда солнце дарило нам магию, а значит и жизнь. Вот только те времена прошли, мир изменился и мы изменились. Иссяк навеки Источник Солнца. Именно тогда в значительной мере изменилось мировоззрение наших братьев и сестер. Именно тогда появился первый орден паладинов. Именно тогда Тралл принял наш народ в Орду. Именно тогда мы узнали, что такое честь. Теперь я взирал на солнце не с благодарностью и восхищением, но с обидой и ненавистью. Так почему же я каждый день поднимался на тот холм? Так я мог быть уверен, что не забуду, кто я такой и почему. Так я мог быть уверен, что никогда не потеряю то, что наша раса именует "Честь".

Я до сих пор чту три Чести идеала,
С ними по жизни идет наш народ.
С ними положено расы начало,
Пока они есть, мой огонь не умрет.

Братство.

Боги мудры. Это непреложный факт, и сотни жрецов могут часами вам это напоминать тысячами всевозможных способов. Даже я, хоть и ставлю Свет превыше богов, вынужден признать это. Есть тому в моих глазах одно главное доказательство: боги сотворили нас разными. Первичная унификация, о которой рассказывают некоторые абсурдные верования, просто немыслима для меня. Нет, невозможно ставить нас, кровавых эльфов, в один ряд с тщедушными карликами или темнокожими ночными эльфами! И дело тут вовсе не во внешности, дело в менталитете. Снова возвращаюсь я к вопросу, мучившему меня большую часть существования: в чем же главное отличие паладина Альянса от паладина Орды: человека от кровавого эльфа? Однажды я нашел ответ.
Дело было на границе Барренс и Ашенвальского Леса. Орден направил меня в местный военный лагерь из-за письма лейтенанта Харгарта, просившего подкрепления у всех военачальников Орды. Старый орк уже не мог самостоятельно сдерживать нападения эльфийских налетчиков, считавших недопустимой вырубку "их" леса. Проигнорировать просьбу в Ордене не могли, но и посылать целый отряд в такую глушь тоже не желали, потому был брошен жребий... "повезло" мне.
Прибыв на место, я не смог сдержать смешка - передо мной стояли еще четверо таких же несчастных представителей рас великой Орды. Первым делом я заметил огромного рогатого воителя тауренов Церикла, точившего двуручный боевой топор, - он лишь на секунду отвлекся от своего занятия, чтобы поприветствовать меня подозрительным взглядом. Рядом с быкоподобным воином слезал со своего ездового ящера тролль маг, известный по прозвищу Осколок из-за своего пристрастия к магии льда и недружелюбного нрава - по слухам только ящер и мог выносить его общество. Чуть поодаль с хрустом вправлял выпавшую челюсть уже знакомый мне мертвый пройдоха Мертэф - работая с ним не в первый раз, я рискнул предположить, что он сделал это намеренно, чтобы показать, насколько ему здесь плохо и сколь мало пользы от него можно ждать. Последним же моим сослуживцем поневоле стал седовласый орк варлок Барнаад, никуда не выходивший без надежной защиты своего духа пустоты - никто ни разу не видел, чтобы колдун отзывал этого демона. Из-за того, что никто из нас не являлся добровольцем, настроение у вновь прибывших было далеко не самое лучшее, и это ни в коей мере не способствовало возникновению между нами какой-либо симпатии.
После того, как лейтенант Харгарт выслушал по очереди вежливые извинения каждого новобранца за то, что никто больше к сожалению не смог прийти, орк решил сформировать из нас пятерых один оборонительный отряд и послать патрулировать лес. Церикл тут же провозгласил себя лидером, для убедительности ударив себя кулаком в грудь, но никто и так не собирался возражать. Перед тем, как мы покинули лагерь, Осколок раздал всем по синему кольцу, которое по его словам давало защиту от магии льда и позволяло троллю использовать в бою свои заклинания в полную силу, не опасаясь ранить товарищей. Я не очень-то ему поверил, потому на всякий случай произнес молитву защиты от холода. Мы пошли на север.
Первый день мы шли в настороженной тишине - никто не решался заговорить, опасаясь спугнуть добычу. А добыча наша хорошо знала местность и, хоть и передвигалась на двух ногах, умела скрываться в листве не хуже лесных зверей. До самой ночи мы не встретили ни единого живого существа, так что в первый же день нам пришлось съесть часть личных запасов. Ночную вахту вызвался нести Мертэф. Я вежливо поинтересовался у него, не мог бы вор дежурить каждую ночь, но забытый рассмеялся и ответил, что даже мертвые нуждаются в отдыхе, чтобы не рассыпаться по косточкам.
Второй день проходил не менее безрадостно и заставил меня с ностальгией вспомнить тишину дня предыдущего. Осколок то и дело предлагал вернуться в лагерь, а затем и вовсе по домам. Церикл же упрямо заявлял, что мы не уйдем отсюда, пока не очистим лес от всяких древолюбов. Словно одного их вечного спора было мало, Мертэф без конца распевал шутливые песни вроде "Был бы я эльфийской девой" и "У живого Гарри оторвали ногу". Барнаад о чем-то постоянно шептался со своим молчаливым демоном. А я лишь молча молился, чтобы налетчики показались как можно скорее. Для экономии нам пришлось есть безвкусную иллюзорную пищу. Ночью остался дежурить Осколок.
На третий день во время рассветной молитвы, обновлявшей защитные чары, я застал тролля спящим. В свое оправдание он только проворчал, что его чары все равно смогли бы нас защитить. Церикл уже собирался проверить, сумеют ли эти чары противостоять его топору, но я сумел его успокоить... пока болтливый язык Мертэфа не брякнул, что можно было бы оставить в качестве охраны духа пустоты - все равно Барнаад никогда его не отзывает. Это дало негодованию таурена новый вектор, и он не постеснялся высказать все, что думает по поводу умственных способностей старого варлока. Я уже приготовился читать молитву за упокой несдержанного воина, но орк, несмотря на явные признаки безумия, оказался весьма терпелив: он прервал тираду Церикла проклятием связанного языка и спокойно пояснил, что пока варлок спит или находится в бессознательном состоянии, его демон может только защищать хозяина, но не его спутников. Подавленные и озлобленные, мы пошли дальше.
При переходе небольшой речки нам повезло наткнуться на группу наг, приплывших с Зорамова Побережья. То были совсем не те ослабевшие от жизни в болоте существа, что встретились мне в храме Хаккара, - наги со дна Великого Моря были куда сильнее и хитрее. Тела этих существ были покрыты зеленоватой чешуей, а вместо ног у них были змеиные хвосты, но отсутствие нижних конечностей они компенсировали второй парой рук. Пара трехметровых самцов-охранников с мордами хищных рептилий и трезубцами в лапах сопровождала глубинную чародейку, вооруженную посохом, по дну реки. Увидев нас, представители морского народа злобно зашипели и бросились в атаку. Скорость, с которой эти массивные рептилии могли появляться из-под воды, была поистине поразительна. Впрочем на берег выползли только телохранители, в то время как колдунья предпочла использовать свои чары прямо со дна. Я крикнул Цериклу, чтоб он прикрывал чародеев, но в таурене уже вскипела ярость берсерка и он бросился навстречу противнику, задержав таким образом одного из воинов-наг. Второй же, бегло оглядев нас своими змеиными глазами, определил колдунов и попытался расправиться с Барнаадом, метнув в варлока свой трезубец, но дух пустоты принял атаку на себя, и оружие осталось торчать в чернильной материи, заменявшей демону кожу. Я решил воспользоваться преимуществом и обрушил свой молот на безоружного змея, но тот ловко заблокировал атаку обеими нижними руками, попытавшись одновременно поразить меня когтями верхних. Я успел поднять щит и услышал только скрип когтей по металлу. Но тут случилось неожиданное - нага извернулся и ударил меня по ногам хвостом. Я устоял, хотя явственно услышал хруст в левой лодыжке. Я снова и снова безрезультатно бил молотом по противнику, прикрываясь щитом и понимая, что второй выпад хвоста может стать для меня фатальным. С удивлением я отметил, что его не последовало - оказалось хвост воина пытался сбросить карабкавшегося по спинным наростам рептилии Мертэфа. И в один момент нижние лапы противника безвольно повисли по сторонам, и очередной мой удар не встретил сопротивления, поразив рептилию прямо в незащищенное брюхо. Верхние конечности рефлекторно схватились за рану, и второй свой удар я обрушил уже на уродливую змееподобную голову. Когда огромное тело упало на землю, я увидел, как Забытый хладнокровно выдергивает из нижних плеч наги свои кинжалы. Церикл все это время вел яростную схватку со вторым воином - у противника было четыре руки и трезубец, но он едва мог стоять под натиском берсерка. Затем наге на помощь неожиданно пришла сама река - четыре змеи, созданные из воды бросились на могучего таурена. Но варлок пришел на помощь товарищу, сбив трех змей теневыми молниями, и остановив четвертую своим демоном. Заклинание морской ведьмы было потрачено впустую. Нага-воин понял, что помощи ждать не придется, и в отчаянии предпринял рискованную атаку: пригнувшись под топором противника к самой земле, он атаковал хвостом сверху на манер скорпиона. Костяной нарост на конце хвоста ударил Церикла прямо промеж рогов, оглушив таурена, но на защиту берсерка встал дух пустоты с трезубцем второй наги в руках. Демон не мог сравниться в сражении ни с рептилией, ни с тауреном, но от него требовалось всего лишь продержаться достаточное время, чтобы Барнаад смог завершить заклинание. И с этой задачей он справился - по мысленной команде своего хозяина дух пустоты на мгновение утратил материальность - в ту же секунду из пальца орка вырвалась полоса пламени и настигла ошеломленную рептилию, превратив нагу в пылающий факел. В ужасе чешуйчатый воин попытался вернуться в реку, но тут закончил колдовать Осколок, читавший сложнейшее заклинание с самого начала сражения, - вся река по его велению покрылась толстым слоем льда, отрезав путь к спасению наге-воину и мгновенно прикончив глубинную чародейку.
Пока я читал исцеляющие молитвы над своей ногой, Мертэф приводил в чувство Церикла, Осколок творил нам очередную порцию колдовской пищи, а Барнаад повел своего демона к трупам, чтобы, как он выразился, "покормить его". Я не стал уточнять, что он имел в виду. Затем мы поели и выдвинулись дальше - сражение в каком-то смысле принесло нам покой - целых три часа я мог наслаждаться абсолютной тишиной, пока Мертэф снова не затянул "У дракона чешуя цвета перламутра". Только тогда я понял, почему на всем Азероте нет ни одного барда забытых. Этой ночью дежурил Барнаад.
Четвертый день начался как обычно - на рассвете все встали, и мы снова отправились в путь, но отчего-то мне казалось, что что-то не так. И тут я понял. Впервые за время нашей экспедиции я проснулся под пение птиц - всю дорогу от военного лагеря лесорубов нас сопровождала гнетущая тишина. Это означало, что здесь лесные существа чувствуют себя в безопасности. Это означало, что кто-то их защищает. Это означало, что наша добыча близко. Делиться своими наблюдениями с товарищами я не стал: Церикл тут же бросится сквозь заросли вперед, чтобы первым найти наших врагов, а Осколок провозгласит, что, если мы не найдем эльфов за этот день, он возвращается в Перекресток. Это было ни к чему. Впрочем случилось нечто, чего я не мог предвидеть - старый Барнаад вдруг залился нечеловеческим смехом, озадачив нас всех - вот уж не думал, что в его годы можно так смеяться. Через минуту варлок снова стал серьезным, сухо извинился и объяснил, что всему виной его обостренное восприятие демонического присутствия. Очевидно мы уже приблизились к границе Ашенвальского Леса, и дьявольское присутствие проклятых руин древней Ажары дает о себе знать. Стало ясно, что для нашей экспедиции этот день - последний шанс: на рассвете следующего дня мы отправимся в обратный путь. Осколок и Барнаад радовались этому факту, ибо путешествие с самого начало было для колдунов бесперспективным, Церикл негодовал из-за неутоленной жажды битвы, Мертэф - из-за упущенной добычи, а мне было абсолютно все равно. Наступила ночь, последняя вахта выпала мне.
Видимо у Света были какие-то определенные планы на счет моей души, потому что регулярность, с которой он пытался заполучить ее была просто невероятна - именно в ту ночь, когда мне выпало дежурить, на нашу группу напали. Их было пятеро: трое ночных эльфов, человеческая волшебница, обвешанная магическими талисманами, и карлик-варлок с суккубом. Один из эльфов был лучником, другой использовал в качестве оружия копье, а третья была друидкой, одетой лишь в листья, с деревянным посохом в руке. Они застали меня врасплох, когда я отошел попить воды из ручья неподалеку: корни вдруг обвили мне ноги, и я к своему ужасу понял, что не могу произнести не звука. Скованного чарами друидки разбойники повели меня в свой лагерь, где я обнаружил еще двоих противников - священницу дренейку с небесно-голубой кожей и позолоченным посохом, увенчанным символом Света, и дворфа воина с огромным топором, не уступавшим размерами секире Церикла. Только тогда я осознал иронию происходящего - как лейтенант Харгарт обратился за помощью к военным лидерам Орды, так и предводитель эльфийского сопротивления собрал под своим началом "избранников" Альянса.
Разбойники явно не знали, что теперь со мной делать, и начали спорить между собой на своем наречии. Я же не знал, как теперь быть - молот был у меня в руке, но я не мог не только шевельнуть ей, но и произнести молитву, и дело было не только в проклятии паралича - эльфийский лучник постоянно держал меня на прицеле. Из-за безвыходности ситуации мной овладело безразличие - я прожил неплохую жизнь, служа Свету, и если пора заканчивать, я готов - помощи все равно ждать неоткуда. Но внезапно в самом центре лагеря появился ухмыляющийся Осколок, своим появлением обратив добрых десять метров земли в лед и приморозив ноги противников. Лучник от неожиданности не сразу пришел в себя, а когда натянул тетиву, было уже поздно - горло ему перерезал незаметный Забытый. Чародейка оказалась волшебницей школы огня и быстро растопила лед, но к этому момент на поляну уже пробрались остальные мои товарищи. На пути Церикла сразу встал дворф, в глазах которого плясал тот же огонь берсерка, что и у таурена. Топоры были подняты, глаза их владельцев встретились. Вот грозный воин Орды занес свою секиру, подготовился к прыжку... и отскочил в сторону, пропустив вперед духа пустоты, чтобы одним ударом разрубить пополам эльфийского копейщика, попытавшегося расправиться со мной в суматохе. Топор дворфа прошел сквозь черную материю демона, как нож сквозь масло, но в это время варлок дочитал свое заклинание, и в том самом месте, где в брюхе демона сейчас зияла дыра, проступила красная полоса и на броне дворфа. Передача боли действовала безотказно. Осколок же с самого момента своего появления читал свое заклинание, которое, как я вскоре выяснил, снимало с меня чары паралича. И закончил он его как раз вовремя, потому что огненная чародейка явно стремилась поскорее расправиться с конкурентом, пустив дюжину огненных стрел в тролля. Я освободился как раз вовремя, чтобы прокричать молитву огненной защиты и заслонить товарища щитом. Друидка хотела повторить на мне свой недавний трюк с корнями, но кинжал Мертэфа вонзился ей в плечо, не позволив закончить заклинание. Дочь леса слилась с тенями, исчезнув из поля зрения, и попыталась улизнуть из лагеря, но мертвого вора было не провести - через минуту он оказался у нее на пути, поигрывая оставшимся кинжалом. .Поняв, что нормально продолжать бой она уже не сможет, эльфийка попыталась сыграть на жадности Мертэфа, предложив ему мешочек самоцветов за свою жизнь. Забытый сделал вид, что задумался над предложением, почесывая подбородок, а затем со смешком метнул свою нижнюю челюсть в лицо девушке. Через минуту вор вправлял челюсть на место, а с его пояса свисали два кинжала и зеленый мешочек. Церикл в это время пытался напасть на вражеского варлока, но впечатался лбом в стену света, сотворенную жрицей. Сам карлик же в это время творил на Барнаада проклятие хватки боли, вызывавшего мгновенную агонию у жертвы, однако он не учел, что орк был мастером демонологии. Из-за полного слияния душ варлока и его демона, проклятие принял на себя дух пустоты, не чувствовавший боль по своей природе. Но хотя демон и не мог чувствовать боль, он явственно почувствовал что на него пытались наложить проклятие, хуже того, он почувствовал, кто именно. Увидев, что огромный черный элементаль надвигается на него, бледнокожий карлик запаниковал и обратился к коллеге варлоку на гортанном языке демонов. Тогда Барнаад рассмеялся, и я впервые услышал, как старый орк говорит на демоническом наречии. Я не понял, что именно он сказал, но одно то, как он это произнес, вызвало у меня мурашки, а карлик и вовсе потерял дар речи и тупо глядел, как дух пустоты заносит над ним свой гигантский черный кулак. Осколок в это время состязался в боевой магии с человеческой волшебницей - лед сошелся в схватке с пламенем. Мелодичные заклинания девушки сливались с гортанными чарами тролля в единой магической песне, но вот запас магии обоих колдунов был на исходе, и чародейка резко оборвала нить заклинаний, создав перед собой стену огня. Отдышавшись с минуту, она знаками дала троллю понять, что готова заключить сделку - ее книга заклинаний и зачарованные талисманы, в обмен на выход мага из боя. Тогда она еще не знала, что все ее товарищи обречены. Осколок хмуро кивнул, и чародейка настороженно протянула свою книгу через расступившееся волшебное пламя, но из протянутой синей ладони тролля неожиданно появилось ледяное лезвие, прошедшее и сквозь книгу, и сквозь грудь наивной волшебницы. Я же все это время сражался с дренейкой. Она, как и я, следовала путем Света, потому могла с легкостью отражать мои атаки, но и сама навредить мне была неспособна. Когда жрица поняла, что долго ее Щит Света не продержится против моего молота, она упала на колени и произнесла молитву Милосердия Света. И Свет даровал ей свое милосердие... через мой освященный молот. Никакой пощады свыше слабым духом не будет.
Все это произошло почти в одно мгновение: друидка, протягивающая вору зеленый мешочек; волшебница, сквозь пламя предлагающая троллю свою драгоценную книгу заклинаний; карлик, просящий у орка помощи на тайном наречии; жрица, стоящая предо мной на коленях... И никто из нас ни секунды не колебался в своем решении, как ранее не отступил перед соблазном боя с дворфом Церикл. Потому что все мы - дети Орды, но более того потому что мы братья. За эти четыре дня мы делили еду и сон, проливали кровь вместе, как свою, так и чужую - мы стали настоящими Братьями Орды. Нет мы по-прежнему сохранили свои различия, ненавидим друг друга, но в бою мы действуем как единое целое, в бою мы можем довериться друг другу. Этот поход позволил мне понять, что значит Братство Орды.
Все мы разные, но верим в одно - честь и богатства пред Братством ничто!